The University of Chicago Press
"Чикагские журналы"
Издание Чикагского университета
Документы Сиссона. Продолжение
Джордж Ф. Кеннан
Источник: Журнал новейшей истории, том 28, № 2 (июнь 1956 г.), стр. 130-154
II. Доказательства в отношении достоверности
А. Общее историческое неправдоподобие
Положение вещей, предполагаемое основной частью документов, являет собой такую исключительно неправдоподобную картину с исторической точки зрения, что напрашивается вопрос, не могут ли документы целиком быть объявлены подделкой уже на этом основании.
Тот, кто верит в подлинность этих документов, должен быть готов согласиться со следующими утверждениями:
1. Что в течение всего времени с момента Октябрьской революции и до заключения Брест-Литовского договора советские вожди действительно находились в положении тайного подчинения германскому генеральному штабу – в положении, которое они смогли сохранить в тайне не только в то время, но и в течение последующих десятилетий от самых близких товарищей по партии;
2. Что это подчинение доходило до того, что германский генеральный штаб фактически контролировал выборы в центральный исполнительный комитет в январе 1918 г. и предписал избрание большой группы лиц, включая большинство коммунистических вождей;
3. Что германский генеральный штаб секретно содержал в течение этого периода два полноценных отделения в Петрограде (одно из которых было его „русским отделом“), которым удалось установить и соблюдать такую фантастическую безопасность операций, что ни единого намёка на их существование не просочилось ни из одного прочего источника;
4. Что переговоры в Брест-Литовске, вместе с переговорами, ведшимися одновременно в Петрограде князем Мирбахом и адмиралом Кайзерлингом, были искусным притворством с целью повсеместного обмана общественного мнения, а советские переговорщики были под тайным германским контролем всё это время через другие каналы.
Стоит ли говорить, что такое положение вещей никак не согласуется с известной исторической правдой. Безусловно, никто из знакомых с жизнью Ленина, историей большевистского движения и дискуссиями в среде русских коммунистических вождей по проблемам, связанным с Брест-Литовскими переговорами, не может усомниться в реальности, с советской точки зрения, вопросов, поставленных на карту на переговорах в Брест-Литовске, или в искренности дискуссий по ним в высших коммунистических кругах. Немыслимо, чтобы в эти моменты глубочайшего кризиса Ленин скрыл бы от своих соратников политические обстоятельства исключительной важности перед лицом вопросов такого значения. Ленин, что бы о нём ни думали, не был заговорщиком против русского коммунистического движения.
Точно так же, с немецкой стороны, трофейные документы Германского ведомства иностранных дел, касающиеся Брест-Литовских переговоров, которые включают по-видимому практически весь значимый материал, не содержат ничего, что могло бы указывать на то, что кто-либо из немцев, имевших отношение к этим переговорам – включая министра иностранных дел Кюльманна, военных руководителей Германии и самого кайзера – был осведомлён о каких-либо подобных связях с большевистскими вождями, как то предполагают эти документы*. Напротив, трофейные немецкие материалы содержат множество солидных доказательств, что таких отношений не существовало вообще**.
* См. Трофейные документы Германского министерства иностранных дел в Национальных Архивах, Вашингтон; особенно катушки микрофильмов 1123 и 1125.
** Стоит отметить, к примеру: откровенное удивление Людендорфа при известии о начале первого советского перемирия (там же, телеграмма, 21 ноября 1917 г. от генерального штаба министерству иностранных дел, микрофильм 1123); телеграмму Кюльманна Мирбаху в Петроград в начале января, указывающую, что он должен быть готов к отъезду, так как переговоры вскоре могут быть прерваны (там же); признание Кюльманна в середине января в телеграмме Циммерманну из министерства иностранных дел, что у него (Кюльманна) нет никаких возможностей настаивать на лучшем отношении к прибалтийским немцам со стороны русских коммунистов, но что он поднимет этот вопрос в Брест-Литовске, как только сможет (микрофильм 1125); и особенно прямой отказ Германского министерства иностранных дел, 24 января 1918 г., от предложения посредников в Стокгольме предоставить большевикам скрытый кредит для ускорения переговоров в Брест-Литовске (микрофильм 9300Н, письмо Эрцбергера барону фон Берген, 22 янв., 1918 г., текст получен мной от знакомого, работающего с немецкими материалами, хранящимися в Англии).
В целом, ни документы Сиссона, ни его собственные объяснения не предлагают никакой правдоподобной согласованности ситуации полного большевистского подчинения Германии, вытекающего из документов, с известными фактами огромной политической напряжённости между двумя правительствами, которой отмечены Брест-Литовские переговоры на всём их протяжении. Предположить, что немцы, которые в это время готовили своё большое окончательное наступление на западе и крайне нуждались в установлении ясной и надёжной ситуации на востоке, не использовали бы до крайних пределов такой секретный канал, дававший им власть над большевиками, как указывают эти документы, является полным абсурдом. Но ничто в документах не указывает на то, чтобы немцы использовали такие обширные подразумеваемые полномочия в Петрограде в целях сломить упорство советских переговорщиков в Бресте.
Надо также отметить, что, если бы такие предполагаемые отношения связывали бы немцев с большевиками, они не замедлили бы стать предметом рассмотрения немецкого парламентского расследования причин развала Германии в 1918 г.* Это расследование подвергло самому тщательному рассмотрению политические установки высшего немецкого командования на переговорах в Брест-Литовске, к чему любые секретные каналы влияния на большевиков имели бы прямое отношение. Однако никакого упоминания о документах Сиссона или положении, ими предполагаемого, не отмечалось ни разу в течение этого продолжительного и интенсивного расследования, участники которого имели доступ ко всем секретным немецким сводкам.
* См. выпуски публикаций под названием „Die Ursachen des Deutschen Zusammenbruchs im Jahre 1918“ (Причины развала Германии в 1918 г.), Альбрехт Филипп (изд.) (Берлин, 1925 г.). Документы этого расследования, содержащие значительную долю конфиденциального и неопубликованного материала, есть также среди трофейных документов Германского министерства иностранных дел; они также не содержат никакого упоминания о связях, предполагаемых документами Сиссона, и ничего, что подкрепляло бы мысль о том, что такие отношения когда-либо существовали.
Само предположение о существовании в Петрограде зимой 1917-18 гг. настоящих отделов германского генерального штаба в высшей степени невероятно и противоречит известным историческим обстоятельствам. Абсурдно предположить, что немцы решили бы разместить в военное время на всё ещё официально вражеской территории сугубо секретные военные учреждения, вдали от немецких линий и любой возможности защитить их от внезапного удара силами немецкой армии. В это время в Петрограде действительно были две настоящие германские военные миссии, возглавлявшиеся князем Мирбахом и адмиралом Кайзерлингом. То, что известно об их положении и отношении к ним, ни в коей мере не соответствует ситуации, предполагаемой документами Сиссона. Мемуары Залкинда, в то время заместителя Троцкого в советском ведомстве иностранных дел, ясно указывают на резкие и унизительные ограничения со стороны большевиков в отношении официальных германских представителей, несмотря на серьёзные протесты Мирбаха*. То же подтверждают и трофейные немецкие документы. Ясно, что такие трудности были бы сразу предотвращены, будь в том же городе отделы Германского Генерального Штаба, имеющие огромную власть над большевистским руководством, как то подразумевают документы Сиссона.
* „НКВД в 1917-ом году“ (Наркоминдел в 1917 г.), Международная жизнь, №10 (1927).
Важно также отметить, что, когда в переговорах в Брест-Литовске наступил кризис, германские официальные миссии были тут же удалены из Петрограда из соображений их собственной безопасности; и возобновление немецкого наступления было даже отложено, пока они благополучно не прибыли на территорию, контролируемую Германией. В то же время документы Сиссона говорят о якобы отделах Германского Генерального Штаба, которые продолжают мирно оставаться в Петрограде и неизменно властвовать над советскими руководителями в течение всего периода возобновившихся военных действий, в ожидании окончательного заключения договора.
В. Конкретные примеры исторического неправдоподобия
Каждый в отдельности и взятые вместе, документы изобилуют конкретными предположениями, несовместимыми с историческими фактами. Излишне пытаться перечислить это множество. Вот лишь один хороший пример.
Документы под шапкой «Nachrichten-Bureau» подписаны неким полковником Р. Бауэром (R. Bauer). Когда, значительно позже, официальные представители Союзников пожаловались Семёнову, что в списках офицеров Германской армии невозможно отыскать того, кто мог бы им быть, Семёнов объяснил, что подпись „Р. Бауэр“ была лишь прикрытием некоего Байермайстера (Bayermeister), чьё имя встречается в документах Сиссона в другом месте. Семёнов, без сомнения, ссылался на действительно существовавшего лейтенанта А. Бауэрмайстера (A. Bauermeister) – русскоговорящего старшего офицера германской разведки, служившего на восточном фронте в Первую Мировую войну. Имя Бауэрмайстера появилось в русской печати в 1915 г. в связи с обвинениями, выдвинутыми против русского офицера Мясоедова, казнённого в 1915 г. как немецкого шпиона; и не было никакого сомнения, что Семёнов знаком с этим эпизодом.
Но мемуары настоящего Бауэрмайстера были впоследствии опубликованы*; и хотя они мрачноваты и неубедительны во многих деталях, нет никаких оснований сомневаться, что они отражают основные факты службы Бауэрмайстера в период войны. Эти факты не оставляют места для той деятельности и в таких местах, которые предполагают документы Сиссона.
* А. Бауэрмайстер, Шпионы прорываются (Лондон, 1934).
В то время, когда Бауэрмайстер написал свои мемуары (1933-34 гг.), он, как видно, слышал лишь об одном документе этой серии: по его описанию это явно не тот документ, что был опубликован в американской брошюре, и не тот, что имелся в американской подшивке, но, определённо, того же происхождения. В этом документе, очевидно, говорилось, что Бауэрмайстер вёл переговоры с большевистскими лидерами в Кронштадте в середине лета 1917 г. (Утверждение, что такие встречи имели место, с участием Ленина, содержится в документе №5 официальной американской брошюры; оно, несомненно, ложно и представляет собой ещё один пример исторического неправдоподобия). Бауэрмайстер, который в то время служил офицером разведки в составе австрийской Третьей армии в Карпатах, высмеивает утверждение о своём участии в такой конференции. Особенно важно, что это всё, что он слышал уже к 1933-34 гг. о документах Сиссона. Настоящий „Р. Бауэр“ вряд ли мог оставаться шестнадцать лет в неведении о факте опубликования правительством Соединённых Штатов восемнадцати его самых важных секретных сообщений другому правительству.
Документы Сиссона были явно составлены кем-то, кто был куда лучше знаком с историческими фактами, нежели хороший читатель петроградских газет; и этот некто предпринял впечатляющие усилия сплести эти факты с обильными домыслами. Результат остался, тем не менее, неубедительным. На каждом шагу обнаруживаются серьёзные расхождения обстоятельств, предполагаемых документами, и известных исторических фактов.
Вот несколько примеров:
Документ 5: Ленин не был в Кронштадта в июле 1917 г.
Документ 7: Мартов не был большевиком и вряд ли мог быть включён в такой список
Документ 9: Шиндлер, Кеберляйн и Дизе, изображаемые германскими агентами во Владивостоке, покинули этот город за годы до того.
Документ 15: Заявление, приписываемое Троцкому в Брест-Литовске, – это чистейший вздор, как видно из официальных записей переговоров.
Документ 16: Проезд через Финляндию был в то время чрезвычайно затруднён даже для настоящих дипломатов Союзников.
Документ 17: Шнойр (Schneur), реальное лицо, втёрся в первую советскую делегацию по установлению перемирия и позднее пытался захватить штаб армии после убийства Духонина. В это время, а также на протяжении почти всего января и февраля, он был в тюрьме под следствием в Петрограде.
Документ 19: В это время японского „оккупационного отряда“ в Сибири не было.
Документы 22 и 23: Владивосток ещё не был полностью в руках большевиков, и корабли союзников стояли на якоре на рейде; германское военно-морское командование проявило бы крайнее легкомыслие, приказав отправить разрозненные подводные лодки в такое место.
Документ 27: Британская и французская миссии, а также большая часть американского персонала, как раз в этот день навсегда покинули Петроград, что делает это сообщение совершенно лишним.
Документ 37А: Трофейные немецкие документы не содержат никаких упоминаний о подобном разговоре генерала Хоффмана и Троцкого.
Документ 43: Частично это повторение германских условий в Брест-Литовске; остальное – чрезвычайное упрощение исключительно сложной ситуации.
Документ 53: Утверждение, что такой отдел германского генерального штаба существовал в Хельсинки в 1916 г., стоит в одном ряду с утверждением, что подобное отделение имелось в Петрограде в 1918 г.
Перечисленное есть лишь несколько выбранных наугад фактов. Можно найти гораздо больше подобных.
С. Несоответствие обычной правительственной практике
Почти на каждом шагу в этих документах встречаются особенности, которые никаким образом не соответствуют обычной практике правительств. Организации, занимающиеся вопросами, требующими конфиденциальности и секретности, обычно избегают излагать в письменном виде, а тем более хранить, записи, содержащие самообвинения. Для правительств необычно вносить без необходимости в письменные документы, и особенно в переписку с другими правительствами, сведения, которые могут быть использованы против них, уж тем более в военное время. В документах же Сиссона постоянно встречаются случаи беспричинного и очевидно совершенно ненужного внесения сведений такого свойства.
К примеру, в первом же документе, претендующем на письменное сообщение от двух официальных лиц, подчинённых ведомству иностранных дел, направленное председателю совета народных комиссаров, подтверждается изъятие из архивов старого царского министерства юстиции некоторых записей, включая „...распоряжения Германского Имперского Банка №7433 от второго марта 1917 г. о выделении денежных средств товарищам Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсону, Козловскому и другим...“ Не было никакой необходимости цитировать здесь инкриминирующее содержание изъятых документов; председатель совета народных комиссаров был бы полностью в курсе дела. Если, как дают понять документы, он был бы озабочен сокрытием доказательств, то последнее, чего бы он хотел, было бы их распространение на другой официальный документ.
В нескольких документах мы встречаем упоминание в официальных сообщениях германских офицеров Советскому правительству имена германских секретных агентов в различных частях России. Любой человек, имеющий элементарные представления о принципах разведывательной работы, знает, что никакая опытная разведывательная организация, особенно в военное время, не будет перечислять имена своих агентов даже во внутриведомственной переписке, уж тем более не в официальных посланиях иностранному правительству. Делать так будет означать передачу этих имён туда, где соответствующая разведывательная организация не имеет никакого контроля. Административные процедуры большевистских властей в ранний период были по необходимости спешно импровизированными и заведомо хаотичными, и у немцев не было никаких иллюзий насчёт личной надёжности большевистских руководителей в их отношениях с капиталистическими правительствами. Ни один офицер германской военной разведки не мог в этих обстоятельствах доверить лидерам большевиков в военное время в высшей степени секретную конфиденциальную информацию такого рода в том виде, на который указывают эти документы, без опасения, что к нему применят меры дисциплинарного характера.
Ряд материалов имеет такой характер, что из соображений политического благоразумия они едва ли могли быть вверены межправительственной переписке. Документ №7 имеет целью сообщить комиссару иностранных дел имена лиц, на переизбрании которых в центральный исполнительный комитет„настаивает“ германский генеральный штаб. Разве мыслимо, чтобы немцы выставили такое требование в официальной переписке? Или чтобы советские вожди приняли это послание и поместили среди своих документов, где их могли бы увидеть их соратники и это тем самым стало бы предметом общих сплетен в партии?
D. Технические аспекты
Помимо вопросов исторического правдоподобия, подлинность документов остаётся под вопросом с точки зрения большого числа технических аспектов.
Многие из этих технических несовершенств были описаны в официальной брошюре, опубликованной в Берлине в 1919 г. с предисловием германского премьера Филлипа Шайдёманна* (Phillip Scheidemann). В этой брошюре германское правительство официально заявляет, что документы Сиссона полностью подделаны. Генерал Грёнер (Groener), подписавшийся от имени командования германской армии, официально опроверг существование ряда помянутых в документах Сиссона германских офицеров.
* Разоблачение „Германо-большевистского заговора“ с предисловием премьер-министра Германии Филлипа Шайдёманна, издано д-ром Эрнстом Бишофом (Dr. Ernst Bischof) (Берлин, 1919).
Достоверность этой публикации была отвергнута Сиссоном априори, как исходящая из предвзятого источника. Но надо помнить, что за содержащимся в публикации заявлением стоял весь авторитет правительства Германии, и маловероятно, чтобы оно включало прямые искажения в отношении официальных немецких учреждений. Подобные заявления могли бы легко стать предметом насмешек и критики со стороны тысяч людей в Германии.
1) Шапки на печатных бланках. Немецкая публикация отмечала, что шапки на якобы официальных бланках отдела Германского Генерального Штаба из документов Сиссона явно фальшивые. Обозначение «Grosser Generalstab» в действительности было отменено 2 августа 1914 г. и восстановлено лишь после войны. В состав Генерального Штаба никогда не входило „Nachrichten-Bureau“. Существовал, до лета 1917 г., „Nachrichtenabteilung“*, ставший в 1917 г. „Abteilung Fremder Heere“**, откуда было, возможно, и взято название. В нём не было русского отдела. Эти и другие заявления были подтверждены госдепартаменту директором отдела военной разведки министерства обороны, полковником Мэтью С. Смитом в письме от 17 января 1921 г.*** (16)
* „Отдел разведки“, прим.перев.
** „Отдел иностранных армий“, прим.перев.
*** Харпера очень обеспокоило письмо полковника Смита, и он отметил в меморандуме, приложенном к письму, что это „безусловно“ бросает тень сомнения на достоверность документов (Документы Сиссона, подшивка).
Помимо этих ошибок, надо отметить, что написание заголовка (включая и немецкие циркуляры в Приложении I к документам Сиссона) было в некотором отношении устаревшим или необычным, и вряд ли было бы употреблено в подлинных немецких документах в 1918 г. (например, „Bureau“ вместо „B?ro“; „Abtheilung“ вместо „Abteilung“; „Central“ вместо „Zentral“).
2) Язык – Все письма немецких офицеров написаны на превосходном русском языке. Это само по себе необычно, тем более, в России. Даже русское правительство не всегда использовало родной язык в дипломатической переписке. В данном случае он был особенно не нужен, так как большинство большевистских лидеров имели приличные знания немецкого. К тому же понятно, что в отделах Генерального Штаба в России был бы штат переводчиков и машинисток, для которых русский был бы родным языком. Таких людей, наверное, можно было найти в Германии; но они вряд ли были бы теми, кто имел бы высший уровень секретного допуска; их вербовку и найм было бы сложно осуществить ввиду необходимости соблюдения норм особой безопасности для операций такой секретности. Забавным штрихом является тот факт, что некоторые высокопоставленные немецкие чиновники, включая руководителя русского отдела Генерального Штаба, подписались кириллицей. Это было и необычно и ненужно.
3) Датировка – В зиму 1917-18 гг. Советское правительство переходило со старого юлианского календаря на западный григорианский, вперёд на тринадцать дней. Формально переход произошёл 1/14 февраля 1918 г. Но непосредственно перед этой датой и сразу после неё широко использовали двойное датирование, для избегания путаницы.
Ни на одном из документов Сиссона странным образом нет двойной даты или чего- либо, означающего датировку по старому или новому календарю. Документы, относящиеся к последним месяцам 1917 и январю 1918 года были, очевидно, датированы по старому календарю*. Это касается и писем из якобы немецких учреждений. Документы второй половины февраля, с другой стороны, также исходящие от немецких ведомств, явно датированы по новому календарю. В какой-то момент, стало быть, эти немецкие учреждения перешли со старого на новый календарь. И, поскольку предполагается, что они переписывались с высшими учреждениями Советского правительства, этот переход должен был бы состояться тогда, когда он официально совершился, т.е. 1/14 февраля.
* Одно письмо от 25 октября 1917 г. даже ссылается на Советское правительство, хотя переворот произошёл 7-8 ноября по новому стилю – или 25-26 по старому.
Достаточно странно уже то, что официальное германское учреждение пользовалось датировкой старого стиля; это противоречило бы всему остальному официальному германскому порядку ведения дел и затруднило бы интегрирование переписки в германское правительственное делопроизводство. Если бы немцы вообще пользовались старым стилем, то они наверняка использовали бы и двойные даты. Ещё более странно, что в самый момент перехода они не пользовались никаким средством, чтобы пометить эту перемену и указать, какой системой дат они пользуются в какое время. Но самое странное то, что датировка писем от германских учреждений прямо прослеживается от 1 до 14 февраля в шести документах этого периода. Для любого, кто менял старую систему на новую по времени, определённому правительственным декретом, было невозможно датировать этот период, так как надо было перейти с 31 января сразу к 14 февраля, чтобы догнать григорианский календарь. Понятно, что немцы могли совершить этот переход в какой-то другой момент, поскольку в датировке другого периода в самом деле имеются пропуски в тринадцать дней, но, если они так сделали, то это было их произвольное решение, противоречащее официальной русской норме; невероятно, что в таком случае они не использовали бы двойные даты для избегания путаницы.
В общем, датировка немецких документов до середины февраля весьма неправдоподобна и могла бы – если письма подлинны – лишь вводить в крайнее заблуждение того, кому сообщения были адресованы.
4) Форма – Письма из германских учреждений все подписаны как старшим по рангу чиновником, так и вторым официальным лицом, именуемым „адъютантом“. Эта система заверения, обычная для русской практики, никогда не использовалась в немецкой армии.
5) Печать – Документы, предположительно направленные „Русским отделом Германского Генерального Штаба“, не имеют никакой печати, то же касается и части документов якобы русских учреждений.
Печать на письмах „Nachrichten-Bureau“ совершенно примитивная и не похожа ни на одну официальную, которыми пользовалась в германской армия. На печати лишь небрежно вытесненные буквы, без эмблемы, и её, похоже, смастерили, прикрепив буквы шрифта печатной машинки к концу металлической трубки. Она либо самодельная, либо сделана местной петроградской фирмой. Едва ли мыслимо, чтобы столь серьёзное германское военное учреждение, стремящееся держать своё присутствие в русской столице в крайнем секрете, стало бы заказывать печать в местной лавке.
6) Почерк – На документах якобы германских учреждений есть рукописные записи двух видов: подписи немецких авторов и пометки на полях советских получателей. Эти образцы можно проверить по следующим критериям:
a) плавность и последовательность исполнения подписей;
b) сходство почерка подписей и пометок на полях, а также подписей предположительно разных лиц;
c) в случаях известных исторических персонажей, сопоставление их подлинных подписей с подписями на документах;
d) сравнение почерка на документах с почерками лиц, имеющих отношение к происхождению документа.
Этот последний пункт будет рассмотрен в более позднем контексте. По поводу первых трёх пунктов можно сказать следующее:
Документы из этого источника были исследованы экспертом по почеркам британской разведки в 1918 г. И, несколько позже, двумя американскими экспертами: капитаном Гарри Гивеном (Harry Given) армии США и Джеймсом Б. Грином (James B. Green) из Вашингтона, округ Колумбия.
По поводу первого из пунктов британский специалист пришёл к выводу, что „...тщательное изучение всех подписей... выявило очень много колебаний...Отчётливые признаки неуверенности встречаются в некоторых подписях, и это указывает на их поддельность“. Британский отчёт особенно ссылался на ряд подписей „R. Bauer“, которые, как указывалось, „... содержат куда больше несоответствий, чем, по нашему мнению, то же количество подлинных подписей одного лица“*.
* Отчёт Вильфреда Марка Уэбба (Wilfred Mark Webb), датированный 17 марта 1918 г., подшивка документов Сиссона.
Американские эксперты пришли к диаметрально противоположному заключению, а именно, что каждый набор подписей выполнен, по-видимому, той же рукой и их плавность и последовательность указывают на их подлинность. Это заключение относилось, однако, к другому набору документов, полученному позднее. Американские эксперты никогда не видели оригиналы документов, опубликованных в сборнике „Германо-большевистский заговор“, где подписи содержат гораздо больше признаков неуверенности и затруднённости исполнения*. Они также, видимо, не обратили никакого внимания на опубликованные факсимиле этих документов. Они, помимо этого, не заинтересовались сходством подписей и пометок на полях – упущение, которое сложно объяснить, имея дело с опытными графологами, изучающими документы в поисках доказательств подделки.
* У британских экспертов, с другой стороны, было, по крайней мере, два документа из выпусков Сиссона, возможно и больше. Разительным примером затруднённости исполнения можно назвать подпись Бауэра на документе №12.
Что касается подписей настоящих исторических личностей, ни один из официальных экспертов по почеркам не имел необходимого материала для сравнения, а американские эксперты вообще не поднимали этот вопрос. Сегодня для сравнения имеется значительный материал. В бумагах Гумберга (Gumberg), хранящихся в фонде Государственного Исторического Общества Висконсина в Мэдисоне, есть одна подлинная подпись Дзержинского и шесть Троцкого. Факсимильные копии двух подлинных подписей Йоффе, которыми снабжены документы Советско-Латвийского договора 1920 г., имеются в Национальном архиве*.
* Подшивка документов Сиссона.
Ни одна из этих подписей не имеет особенного сходства с подписями и визами на документах Сиссона*. Различия, вообще говоря, настолько велики, что устраняют, по мнению автора, всякую возможность общего авторства. Ещё один пример – это вопиющее несоответствие почерка и виз секретаря совета народных комиссаров Горбунова на документах Сиссона и подлинной подписи Горбунова на оригинале текста декрета о создании Красной Армии, воспроизведённом во втором томе (против стр. 26) “Русской революции“ Уильяма Генри Чемберлена**.
* На документе №29 два слова и визы приписываются Дзержинскому; в Документах 26 и 27 есть сходство почерка и виз Троцкого. На документах 3 и 32 стоят подписи Йоффе.
** Нью-Йорк, 1935.
В отношении сопоставимости подписей и пометок на полях, и различных подписей, британский эксперт по почеркам пришёл к выводу, что в них заметно явное аномальное сходство. В особенности он отметил росчерки в конце некоторых подписей, которые были практически идентичны пометкам на полях приписываемых получателям документов. Кстати, это сходство очевидно для самого неискушённого глаза. Изучение всего лишь нескольких документов, факсимиле которых были напечатаны в правительственной брошюре, достаточно, чтобы предположить, что к изготовлению многочисленных подписей и пометок на полях в этих документах были причастны самое большее три или четыре руки, а, возможно, и одна.
Особенно дискредитирующее в этом отношении доказательство содержит документ, приобретённый после отъезда Сиссона из России и не опубликованный в правительственной брошюре, но явно того же происхождения, что и опубликованные. Это сообщение, датируемое 3 апреля 1918 г. – ещё одно из серии „Nachrichten-Bureau“ находится в Национальном архиве. К нему приложены две справки, предположительно, выданные канцелярией комиссара внутренних дел „Трудовой Коммуны Санкт-Петербурга“ – лицами, которые якобы не имели отношения к происхождению любых других документам Сиссона. Тем не менее, почерк и подписи на этих справках, включая сам текст одной из них, имеют несомненное сходство с подписями и пометками на полях из документов опубликованной серии.
7) Шрифт – Тщательное изучение шрифта основной части документов, опубликованных в официальной брошюре (все они напечатаны на машинке), вполне ясно показывает, что документы изготовлены на пяти различных печатных машинках*.
* В Национальном архиве у документов в Приложении нет печатных оригиналов или их фотокопий; поэтому они не подверглись такой проверке. Восемнадцать документов серии „Nachrichten-Bureau“ напечатаны на машинках 1,2,3 и 4, номер 1 использовалась чаще всех. Документы из „Русского отдела Генерального Штаба“ были напечатаны на машинках 1 и 2. Два документа „Русского отдела Штаба Флота“ были напечатаны на машинке номер 1. Тем самым доказывается, все эти документы явно исходили из одного центра. С другой стороны, три документа от загадочного чиновника „Reichsbank“ (Имперского банка – прим. перев.) были отпечатаны на машинке номер 5; и только они и были напечатаны на этой машинке.
Для напечатания всех документов из русских учреждений, включая такие различные, как канцелярия „комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами“ и „штаб контрразведки“ (предположительно находящиеся за сотни километров от Петрограда), использовались лишь машинки 1 и 2. Тем самым, документы якобы из русских источников были на самом деле изготовлены там же, где и документы из германских учреждений – явный признак подделки*.
* Читатель, имеющий доступ лишь к опубликованной брошюре „Германо-большевистский заговор“, может отметить, к примеру, факсимиле документа 3 (текст, стр.6, не примечание), якобы написанного чиновником советского ведомства иностранных дел, и Документ 14 (стр.11), от „Nachrichten-Bureau“. Оба напечатаны на машинке №1, которая смазывала нижние левые углы заглавных букв, особенно „К“ и нижнюю часть буквы „ъ“.
Это заключение совпадает с мнением британского цензора почтового ведомства, который работал с набором документов, среди которых были по крайней мере два из серии опубликованных в Америке. Он обнаружил, что „...оригинальные документы различных учреждений или районов одного города были с определённостью изготовлены на той же печатной машинке, с теми же дефектами“*. Американские эксперты пришли, действительно, к совершенно противоположному заключению, изучив отдельный набор имевшихся у них документов. Тем не менее, свидетельства того, что одна и та же печатная машинка использована для составления документов из разных учреждений, видны невооружённым глазом; трудно понять, как американские эксперты могли прийти к такому заключению.
* Джеймс Р. Мок и Седрик Ларсон (James R. Mock and Cedric Larson), „Слова, которые выиграли войну“ (Принстон, Нью-Йорк, 1939), стр. 319; телеграмма № 2044, 19 сент. 1918 г., 10:00 вечера, от посла Пейджа в Лондоне в госдепартамент
Почему шрифт оригиналов и фотокопий не были исследованы ранее – одна из загадок этой истории. Верно, что оригиналы были отосланы президенту Вильсону вскоре после того, как Харпер и Джеймсон завершили свою работу с ними, и они были недоступны до начала 1953 г. Американские эксперты по почеркам, как отмечено выше, их не видели. У госдепартамента, видимо, никогда не было доступа к ним. Но они были лично у Сиссона в течение всего лета 1918 г. и были доступны для изучения, пока их не передали президенту в ноябре того же года.
Переводчик dubrava66
Редактор Vlom
ОРИГИНАЛ
Продолжение следует
